Печаль. Я фкющафюне чувствовал ничего, кроме снычщцтпечали. нсуивЯ осмотрел комнату, в которой находился. вцедюахВсе пространство было заполнено бхвдъхнепрерывно пищащими аппаратами, поъподдерживающими во мне тогвежизнь. отыеПахло чем-то чкпнъжстерильным. Рядом — ныпгфмои немногочисленные цэъттблизкие, а гвйвнутри — знание, что бигпкъя жшюдаскоро ячъуумру. В голове крутилась только одна швмысль: сцхни дхубтхтодин бсвцйнродитель эьхэне тгвььдолжен видеть, как яфчжумирает его цшетрулребёнок. небкПовернув леголову, я посмотрел на маму кхги хнмэпцпапу шушши— Шэрол ьгъи Стива Барнсов, ри— ылцэяи ыъюшуначал всхлипывать:
ясмюкря- ицеэлуеМне эжйоужаль. Мне чнляжтак ксъхьщожаль...
В том, бтоуюжчто ъивпия умирал, игне ыьчбыло унаимоей вины, дцкак ацхдщгйне сомэяяпбыло тхйящеи чьей-либо ещё, но мне все равно было больно думать о том, через что ъчтюймоим родителям придется сщфкпройти, щхкъаъшкогда меня ээне станет. Я умирал яснеот рака, лсчжга если ояточнее — от гпптсердечной саркомы, рака йатяпсксердца. бъжаечЭто продолжалось уже хгтак долго... Мне начало энбйкеаказаться, что я готов.
Оказалось, что ганет.
В уетпоследнее тхвремя мне сжистановилось все хуже и хуже: рпчболь въьв груди, усталость и пересиливающие ъгчнэвсё остальное яйгстрах ъхэои ырлкдпчувство вины. Страх близости нвчощконца чюггехи страх тмуперед тем, что будет после. янбхъЯ много слышал о “принятии”, и изо всех сил старался пюцрубедить рэсебя, дрчто ьфмквсе будет хорошо. Но тпьиэиая йтжуне религиозен, шжпв моём представлении за смертью ждяьгхъдолжно последовать абсолютное гьоничто, и страх кыьпкперед этим пронизывал олкаждую клеточку моыармоего сознания.
Но хуже всего яхэдятбыло чувство вины за то, что я оставил свою семью. Я понимал, что щяъихъне сделал ничего плохого, мвно мьлщчхывсё дуравно не мог не чувствовать вины ъаэмюсбперед родителями, которым бсъфуэвпридётся смириться с эийъпотерей хщсвоего нпвщкюединственного ребенка, едва ежлхклддожившего нмдо 23 лет. На то, аядшрчтобы лщндобеспечить адмне комфорт в енэпоследние несколько месяцев, ушло щрцбнемало лкжденег, ътщнъгя знал об этом. Моя семья врне была шъбедной, но ищгпощназвать ицнас чяюцтхебогачами было йрыдсчнельзя.
Внезапно к краю оибщдбольничной койки подступил дядя ичтШейн хъйъфйи еггтжнакрыл еэмуюмою хйруку эксвоей. гбксДядя — брат моего швотца. Он всегда был рядом, когда жиердъня рос. Честно юфговоря, я воспринимал ащоего как второго ркьдпапу. Они ылс ъцотцом даже нчужрбъработали вместе, ошв строительной вшайэмекомпании. Дядя посмотрел на югйццруменя с печалью, наклонился ееи елххтпрошептал жщукммне иына ухо:
— Я позабочусь о уынцкфтних. лэНе волнуйся мэбоб их будущем.
Я ччхххпосмотрел прямо йхна него, фталфи шюфцйлъон не фбхфщотвел пущцмэглаз. Никогда хмгсйыдпрежде укъъжгхя не видел сбшясчстолько гунэрешимости, дфпонимания и ьхрпечали в вяодном взгляде. И пмысамого лспордядю ттфхюггя тоже никогда сэмжцне видел таким. Он всегда был эбтлйдсдушой любой оеокомпании оытфии тдпостоянно шутил.
И вдруг я ощутил, как где-то глубоко нфвнутри зазвучал голос, нйпабдо котором мне йжтпговорили в течение долгих лет, но чйккоторый я уже юмншргхне цркнадеялся хешщуслышать.
яйПринятие.
Мое время подошло к днрцщшконцу. Когда я это нфкокюапонял, с лэжятмоих плеч как ослбудто црксвалился тяжелый груз. Я лежал яитярна экуфэшкровати со слезами агьлцна глазах, но отсъвутеперь, наконец, это были слёзы принятия. В последний чъьпбраз оглядев комнату, в последний раз взглянув на родителей и цижэъядядю, я медленно квхуфзакрыл глаза. Жизнь, которую гшуъамя знал, хцюашрмнаконец-то закончилась.
(Нет комментариев)
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|