Глава 8. Мне так больно, я умираю!

Линь Чу-сюэ застыла на месте от неожиданности, увидев летящую в нее чашку.

По идее, ей следовало тут же уклониться, но в этот момент она словно приросла к земле и не могла пошевелиться.

Глаза Линь Чу-сюэ покраснели, ее переполняла обида.

Ее рана не требовала такой толстой повязки. Ли Му-ши нарочно забинтовал ее так туго, чтобы рана выглядела серьезнее, чтобы создать впечатление, будто она тяжело ранена.

Но отец, казалось, ничего не заметил. Он не обратил внимания на ее травму, а только гневался.

Неужели он действительно разлюбил ее? В голове Линь Чу-сюэ промелькнула эта мысль, но тут же всплыли слова Ли Му-ши.

Он говорил, что не стоит судить о людях и событиях поверхностно. Слова других и то, что она видит своими глазами, может быть обманчиво. Нужно прислушиваться к своему сердцу, чтобы понять суть вещей.

Успокоившись, она вспомнила, как отец крикнул ей, чтобы она ушла с дороги, и увидела, как он, только что полный гнева, вскочил и бросился к ней с нескрываемой тревогой в глазах, боясь, что чашка попадет в нее.

Линь Чу-сюэ не смогла сдержать слез.

Они градом катились по ее щекам.

Значит, отец просто казался суровым, но на самом деле он все еще любил ее и заботился о ней.

Конечно, если бы он ее не любил, разве стал бы он, никогда ни о чем не просивший, умолять Ли Му-ши жениться на ней и защитить ее?

В самый последний момент чья-то рука схватила ее за плечо и отдернула назад.

Она почувствовала спиной чье-то твердое тело, а затем сильная загорелая рука перехватила летящую чашку.

Линь Чжань-пэн остановился, тяжело вздохнув с облегчением.

Расслабившись, он тут же заметил повязку на голове дочери, и гнев снова вспыхнул в нем.

Сдерживая ярость, он грозно посмотрел на Ли Му-ши, который стоял рядом с Линь Чу-сюэ.

Линь Чжань-пэн сначала подумал, кто этот наглец, смеющий так фамильярно вести себя с его дочерью прямо у него на глазах, но, увидев Ли Му-ши, опешил.

— Дядя Линь, почему вы так сердитесь? У А-сюэ и так травма головы, а если бы вы еще и чашкой попали, у нее бы точно голова раскололась, — спокойно сказал Ли Му-ши, ведя Линь Чу-сюэ к отцу. В другой руке он держал чашку, словно безмолвно упрекая Линь Чжань-пэна в его жестокости.

В этот момент Линь Чжань-пэн почувствовал себя виноватым.

Ли Му-ши с детства был выдающимся ребенком, примером для всех, и Линь Чжань-пэн всегда относился к нему с особым уважением.

К тому же сейчас Ли Му-ши возмужал, и от него исходила такая сильная аура, что Линь Чжань-пэн просто не мог воспринимать его как младшего.

Он чувствовал недовольство Ли Му-ши его поступком, и сам был на себя зол.

Он чуть не попал чашкой в свою любимую дочь.

Пусть в последние годы дочь вела себя все более несносно, и он злился и разочаровывался в ней, он все равно любил ее и не хотел, чтобы она пострадала.

Иначе он бы не стал, предчувствуя возможные проблемы для семьи Линь, пользоваться старой услугой и заставлять Ли Му-ши жениться на Сяо-сюэ.

Скрывая свои чувства, Линь Чжань-пэн посмотрел на повязку на голове Линь Чу-сюэ и нахмурился: — Ты вечно где-то шатаешься! Что ты опять натворила, что тебя до такой степени довели?

— Тебя вот так просто ударили по голове? Ты хоть дала сдачи? У обидчика голова цела?

— Если ты даже не можешь ответить, не смей говорить, что ты моя дочь! Мне стыдно за тебя! — гневно сказал Линь Чжань-пэн.

Линь Чу-сюэ промолчала. Отец, как всегда, умел задеть ее за живое.

Раньше она бы тут же взорвалась, решив, что отец ее не любит, раз ругает, не разобравшись в ситуации.

Но, возможно, тот сон заставил ее повзрослеть, а может, наставления Ли Му-ши научили ее сохранять спокойствие. Поэтому, услышав резкие слова отца, она, хоть и чувствовала боль, не рассердилась.

Внимательно вслушавшись, она уловила за его колкими словами беспокойство и заботу.

Отец боялся, что ее обидят, что она пострадает, и хотел, чтобы она умела постоять за себя.

Слезы снова навернулись на глаза Линь Чу-сюэ.

Увидев ее слезы, Линь Чжань-пэн сжал кулаки.

А Юань Сю-я, которая до этого обнимала Цзян Сяо-лянь, подбежала к Линь Чу-сюэ, схватила ее за руку и с тревогой посмотрела на забинтованную голову.

— Сюэ-эр, как ты поранилась? Сильно? Еще болит? — быстро заговорила она, пытаясь разглядеть рану.

Раньше Линь Чу-сюэ оттолкнула бы Юань Сю-я, крикнув, чтобы та не прикасалась к ней.

Она считала, что родители и вся семья принадлежат ей, а не Цзян Сяо-лянь. Даже если Цзян Сяо-лянь удочерили и она стала частью семьи, это не давало ей права претендовать на внимание родных.

К тому же Юань Сю-я только что обнимала Цзян Сяо-лянь, и Линь Чу-сюэ брезговала ее прикосновениями.

Но сейчас она бросилась в объятия Юань Сю-я и, крепко обняв ее, разрыдалась.

— Больно! Мне так больно, мама! Я умираю от боли!

Рана, конечно же, не была настолько серьезной, но ее сердце болело с тех пор, как она проснулась от того сна.

Во сне ее мать умерла в ссылке, в коровнике.

Ей рассказывали, что, когда мать умерла, она была истощена, вся в синяках и старых ранах, а ее конечности были переломаны и искривлены.

В ее памяти мать всегда была нежной, изящной, с легкой улыбкой на красивом лице. Она никак не могла связать услышанное с образом матери в своих воспоминаниях.

Узнав о смерти матери, она отчаянно хотела увидеть родителей в последний раз, но Цзян Сяо-лянь и Ли Син-янь сговорились и продали ее… Одна мысль об этой ужасной жизни вызывала у нее страх и панику.

Никто не знал, какое сильное чувство пережитого вновь охватило ее сейчас, когда она увидела мать.

Юань Сю-я застыла, ошеломленная объятиями Линь Чу-сюэ.

С тех пор как Линь Чу-сюэ стала взрослой, она впервые проявила к ней такую нежность.

Линь Чу-сюэ стала замкнутой в пятнадцать лет, начала бунтовать в шестнадцать, а в восемнадцать превратилась в настоящую бунтарку. И хотя Юань Сю-я все еще любила свою дочь, эти перемены ее пугали.

Ей казалось, что после шестнадцати лет Линь Чу-сюэ стала совсем другим человеком, потеряв всю свою детскую миловидность и превратившись в жестокую и своенравную девушку.

У нее даже возникало ощущение, что Линь Чу-сюэ после шестнадцати — это не ее любимая дочка.

Иначе как объяснить, что обычный подростковый бунт мог так изменить ее милую и добрую девочку?

Но сейчас ей казалось, что ее любимая дочка вернулась.

Она снова стала той Сяо-сюэ, которая обнимала ее, капризничала и плакала у нее на руках.

Сердце Юань Сю-я переполнялось радостью, но лицо ее выражало крайнюю тревогу.

Ее руки неподвижно висели по бокам, она боялась прикоснуться к Линь Чу-сюэ.

Она боялась, что одно ее прикосновение вернет все на свои места.

— Мама, мама… — всхлипывала Линь Чу-сюэ, задыхаясь от рыданий.

Даже ее голос, когда она звала маму, был хриплым.